Читающий зеркала

- Господин Альмисса Тенн. – с легким поклоном доложил дворецкий и вышел.

Ратмир взволнованно т нетерпеливо спустился по лестнице и прошел в гостиную, торопясь поприветствовать гостя. Тот не был ни другом, ни знакомым. И по доброй воле Ратмир никогда бы не связался с этим человеком.

- Вы пренебрегли моими указаниями, господин Ратмир. – в голосе Тенна звучало раздражение. – Я же ясно дал вам понять, что дом должен быть абсолютно пустым.

- Дворецкий уже ушел. Он лишь ждал вашего приезда, господин Тенн. – Ратмир виновато опустил глаза. Ему было явно неуютно.

- Надеюсь, что так. В противном случае мне нечего здесь делать. – Альмисса снял дорожный плащ и высокомерно вручил его хозяину. Теперь тот мог его разглядеть, насколько это было возможно в неверном свете свечей. На вид господину Альмиссе Тенну было не более двадцати шести, чуть старше самого Ратмира. Он был высок и строен, что идеально подчеркивала черная облегающая одежда: короткий приталенный наглухо застегнутый колет, лосины и высокие сапоги. На нем не было ни единого украшения, если не считать огромного рубина в оправе из белого золота на левом безымянном пальце. Черные же, почти до плеч, волосы оттеняли бледность лица и оставляли открытой шею. Любой другой в подобном наряде был бы попросту незаметен. Но только не Альмисса Тенн.

Не дожидаясь приглашения хозяина, мужчина удобно расположился в одном из кресел и жестом пригласил Ратмира составить ему компанию.

- Часа два придется подождать.

- Как скажете, господин Тенн.

- Вы составили список, что я просил?

- Конечно, господин Тенн, вот, – юноша протянул несколько исписанных листов бумаги. Беря их, Альмисса невзначай коснулся влажной ладони хозяина особняка.

- Вы нервничаете, – пристальный взгляд янтарных глаз, казалось бы, пригвоздил собеседника к спинке кресла.

- Немного. Все-таки не каждый день остаешься один на один на ночь с вампиром. – Ратмир сглотнул и смутился собственной бестактности.

- Не стоит. Вы не в моем вкусе. Да и на своих клиентов я не покушаюсь. Производственная этика, знаете ли, – с этими словами Альмисса сосредоточился на списке в своих руках.

- Из-звините, господин Тенн. Я…

- Не нужно извиняться. Это вполне естественная человеческая реакция на мое присутствие. И гораздо более понятная и приемлемая для меня, чем бурное восхищение, тупое обожание и глупое желание стать таким, как я. И, кстати, раз уж нам суждено провести вместе несколько дней, то называйте меня просто Альмисса.

- Хорошо, господин Тенн…, то есть Альмисса.

Наступила тишина. Через несколько минут вампир отложил листы, сделав в них кое-какие пометки.

- Значит, вас беспокоит напряженная и враждебная атмосфера в особняке. И давно это началось?

- Я не знаю. Дом достался мне в наследство от покойного дедушки всего пару месяцев назад. И мы с Оливией, моей женой, хотели переехать сюда из города. Но за то время, что мы провели здесь, от нас ушли три горничных и еще несколько слуг. Иногда на нас нападал беспричинный страх, по ночам снились кошмары. Мы уже приглашали и священника, и охотников на приведений. Ничего не помогло. Тогда один мой знакомый, пользовавшийся вашими услугами, порекомендовал обратиться за помощью к вам.

Альмисса внимательно слушал, задумчиво крутя в руках свой перстень.

- Но вы понимаете, что проблема может оказаться и не в этом? Или не только в этом. В любом случае я выполню свою работу, как и обещал. Стандартный контракт, подлежащий изменению только в случае осложнений.

- Я согласен. Скажите, а все вампиры обладают такими способностями?

- Вовсе нет. У каждого из нас свой дар, если он вообще есть. Но способностью читать зеркала обладают лишь единицы. – Тенн произнес это не без гордости и самодовольно улыбнулся. – Подозреваю, что вам интересно, как все происходит. Но вынужден вас огорчить: вы не сможете находиться рядом со мной. В отличие от меня вы будете отражаться в зеркале, а тогда оно будет занято отражением вас и не сможет впустить меня в свои воспоминания.

- Воспоминания? У зеркала?

- Вас это так шокирует? У любой вещи есть свои воспоминания. Вот, к примеру, вы всегда сможете определить, надевал ли ваш шарф кто-нибудь до вас или нет, или писал ли кто-то вашей ручкой. Разница состоит лишь в том, что некоторые зеркала за свою долгую жизнь способны не только запоминать самые трагические моменты человеческих судеб, но и временами выпускать их из себя. Иногда они просто хотят поделиться с кем-то тем, что видели. Моя же задача состоит в том, чтобы стирать эти воспоминания, оставляя зеркала чистыми.

- Понятно, – молодой человек медленно приходил в себя после услышанного. – Но вы хотя бы расскажете, что там будет? – любопытство, так присущее людям, взяло верх.

- Смотря, что я там увижу. Проводите меня к вашей спальне, пора начинать. А по дороге объясните, откуда у вас зеркало, что там висит.

Двое мужчин осторожно ступали по темным коридорам особняка, неся в руках по подсвечнику. Стены, отделанные темным шелком, и многочисленные двери из мореного дуба еще больше сгущали темноту.

- Мрачновато у вас тут, не находите?

- Да, немного. Просто стены потемнели от времени. Мы собирались перетянуть их заново красным шелком и обновить мебель кое-где. Спальня в восточном крыле на втором этаже. Лестница ведет в западное, другая прогнила, и подниматься по ней опасно, да еще и в темноте. Вы не против?

- Мне все равно. Так что с зеркалом?

- Ах да, верно, зеркало. Его много лет назад купил мой прадед на одном из антикварных аукционов. Говорят, оно принадлежало некоему Бальтазару дель Боска де Мария, инквизитору при короле Фернандо III.

Глаза вампира на миг вспыхнули, но Ратмир, увлеченный рассказом, этого не заметил. А если бы и заметил, то просто приписал бы увиденное отблескам пламени.

- Зеркало якобы некогда находилось в его резиденции в замке Флерт на территории монастыря Святого Онорэ до полной конфискации церковного имущества. Потом висело в министерских кабинетах, канцеляриях. Когда прадед приобрел его, оно было в затертой оловянной раме. Раму поменяли на резную из дерева, покрытую позолотой. Это не помешает вашей работе?

- Ничуть. Важно само зеркало, а не его обрамление. Скажите, а зеркало в вашем кабинете и зеркальная брошь вашей жены попали к вам тем же путем?

- Верно, зеркало в моем кабинете было в паре с тем, что привез прадед. И тоже вроде из замка Флерт. А вот брошь жены – это фамильная драгоценность ее рода. О, мы пришли.

Ратмир остановился напротив массивной двери. Альмисса протянул ему подсвечник.

- Вам не нужен свет?

- Нет. Он был нужен лишь вам. Возвращайтесь в гостиную. Когда я закончу, то спущусь к вам. И не бродите по дому, пожалуйста, это может помешать, – с этими словами вампир скрылся за дверью.

Оказавшись в спальне, он замер, какое-то время позволяя глазам привыкнуть к темноте. Оглядев обстановку и обнаружив большое зеркало в массивной оправе на одной из стен над комодом, Альмисса задернул шторы, не позволяя даже малейшим лучам света проникнуть в комнату. Замерев у зеркала, он зажмурился и осторожно прикоснулся кончиками пальцев к гладкой поверхности. Потом смелее, всей ладонью, потом второй. Зеркальная поверхность задрожала и стала текучей, растягиваясь, чтобы принять в себя Альмиссу целиком, окутывая его и поглощая…

 

Уже через минуту вампир стоял в темном, почти неосвещенном помещении, напоминающем подвал. Массивные каменные стены, низкий сводчатый потолок, каменный пол и ни одного окна. Вдоль стен в металлических подставках горели факелы, ровно посередине стоял стол с тремя стульями, а чуть подальше валялась груда непонятных предметов. Альмисса подошел поближе, чтобы не упустить ни единого слова, ни единого движения, примерно предполагая, что сейчас начнется.

В массивной, окованной железом, низкой двери зашевелился ключ. С трудом распахнув ее, в помещение вошли три человека в черных балахонах с капюшонами. Лица их скрывали маски, но по движениям Тенн понял, что это мужчины. Они внесли с собой еще несколько подсвечников, бумаги, письменные принадлежности и расположили их на столе. Еще через какое-то время в ту же комнату ввели женщину, закованную в кандалы.

Она была очень молода, красива и ухожена, не уступая по стати самой королеве. Длинные роскошные огненно-рыжие волосы были распущены, изумрудные глаза сверкали…

- Так вот ты какая, Габриэлла. Я знавал кровь твоего брата, – шепот вампира потонул в пустоте. Он был лишь сторонним наблюдателем, оставаясь невидимым и неслышимым для всех окружающих.

Один из мужчин разложил перед собой бумагу, обмакнул перо в чернила и приготовился писать.

- Вы знаете, зачем вы здесь? – голос среднего был противно вкрадчив и тих.

- Нет.

- Габриэлла де Гарди, графиня Глесская и Клозенская, против Вас начинается процесс по обвинению в измене святой ортодоксальной церкви и распространении ереси. Мы, викарий инквизитора Бальтазара, желаем всем сердцем того, чтобы врученный нашему попечению народ воспитывался в единстве и чистоте веры и держался вдали от чумы еретической извращенности. Во славу и честь досточтимого имени Бога и для возвеличивания святой церкви, а также для искоренения ереси мы, собрав достаточное количество свидетельских показаний, открываем процесс и приступаем к первому допросу обвиняемой. Во имя Господа. Аминь. Не хочешь ли ты покаяться во грехах своих и заблуждениях, дочь моя?

- Мне не в чем каяться. – Габриэлла демонстративно отвернулась.

- Тогда приступим, – судья аккуратно достал верхний лист бумаги из папки на столе. – Пять дней назад, в присутствии нотариуса и свидетелей, одна женщина поведала мне следующее: что графиня де Гарди никогда не ходила в церковь, не молилась, не служила со всеми мессы. Это правда? – бесстрастные бесцветные глаза викария уставились на женщину.

- Нет.

- Значит, ты регулярно посещала церковь и соблюдала все обряды? И это могут подтвердить?

- Нет. Я не всегда посещала службы, а молилась дома.

- Почему ты пренебрегала служением Господу?

Габриэлла замялась. Сказать правду – означало подписать себе смертный приговор. Нужно было придумать что-то правдоподобное.

- Состояние моего здоровья не всегда позволяло мне входить из дома.

- Кто может это подтвердить?

- Слуги, лекарь.

- Хорошо, мы проверим. Продолжим. Тот же свидетель заявляет, что в приходах своих земель ты запрещала крестьянам служить Господу, делиться с ним плодами своего труда, восхваляя милость его.

- Ложь!

- Значит, ты не запрещала крестьянам трудиться на церковных землях, а так же жертвовать храмам господним пищу и деньги?

- Я лишь следила за тем, чтобы церковь не обирала крестьян, не брала больше положенного.

- Тебе ли судить, что положено, а что нет. Мы все живем и трудимся по воле Господа нашего, и все плоды наши – суть результат его благословения.

- Церковь – не Бог, – возразила Габриэлла и прикусила губу, поняв, что этого не следовало говорить. Подобные мысли только усугубят ее положение.

- Другой мужчина три дня назад показал, что ты проповедовала ересь в присутствии наследного принца, соблазняя его и увещевая покинуть лоно святой церкви, отринуть истинную веру и впасть с тобой во грех поклонения дьяволу.

- Кто это сказал? – Габриэлла в порыве праведного гнева рванулась вперед, но кандалы и цепи удержали ее на месте, отозвавшись болью во всем теле.

- Ты знаешь, что мы не называем имен, дабы ты не смогла навредить честным людям.

Судья все перебирал и перебирал бумаги в папке, складывая зачитанное отдельной стопкой.

- Еще несколько свидетелей показали, что ты непочтительно вела себя с инквизитором и прилюдно и наедине.

- Я всегда была предельно вежлива.

- Ты не чтила его, не припадала к руке, не целовала перстень…

- Я чту Бога!

- Чьего Бога ты чтишь?

- Вашего.

- Нашего? Значит, у тебя иной Бог?

- Я той же веры, что и вы. Я чту Нашего Бога.

- Инквизитор – его слуга! Его наместник, поводырь паствы.

- Скорее цербер. – Габриэлла презрительно сморщилась.

- Ты настраивала досточтимых баронов, графов и герцогов против церкви и инквизитора?

- Мы лишь отстаивали свои права.

- Мы?! Значит, вас много и вы состоите в сговоре? С какой целью? Низвергнуть веру? Уничтожить Церковь? Убить инквизитора? Говори, тварь!

- Я не знаю ни о каком заговоре и не понимаю, о чем вы говорите.

- Тогда что означает твое выступление в дворянском собрании? Женщинам запрещено принимать в нем участие. Кто провел тебя туда и поддержал?

- Мой брат был на войне в это время. Кроме него я – единственный представитель рода де Гарди и имею исключительное право участвовать в собрании.

- Кто поддержал тебя в отказе от восстановления естественных прав Церкви? Имена, назови имена!

- Не помню. – Габриэлла уперлась.

- Помнишь, сука. Это твои сообщники, – судья шипел от злости.

- Да нет же никакого заговора. Понимаете, нет! Мне нечего вам сказать.

Из-за маски лица мужчины было не видно, но потому как он долго молчал и шумно выдыхал воздух, было ясно, что он зол и разгневан упорством обвиняемой. Ему было нужно ее признание.

- Последнее обвинение в преступной связи с дьяволом и в публичном поношении веры и ее служителей на празднествах перед народом. Вот не только десятки тому подтверждений, но и текст, написанный твоей рукой, – в руках викария был сценарий спектакля, что Габриэлла ставила на дворцовой площади в день рождения Бальтазара дель Боске де Мария, присланного главой церкви инквизитора для заключения договора между Церковью и королем Уантины. – Сознаешься ли ты в этом?

Отпираться было бесполезно. Многотысячная толпа могла рассказать об этой пьесе.

- В чем именно я должна сознаться? Да, я признаю свое авторство, но не более.

- Сознайся в ереси, отрекись.

- Отречься от себя? Возможно ли это?

- Даже сейчас дьявол сидит в тебе и управляет тобой. Покайся, дочь моя, пока не поздно.

- Мне не в чем каяться, я не знаю за собой вины.

Судья прекратил допрос и, сев на свое место, долго шепотом совещался о чем-то с двумя другими участниками допроса. Альмисса слушал их вполуха, восхищенно разглядывая безрассудную гордую деву. Он обошел вокруг нее, встал за спиной, пытаясь обнять. Но руки как всегда проходили сквозь призрак чужих воспоминаний, позволяя лишь видеть, но не чувствовать.

Судья откашлялся и приготовился огласить приговор. На него с вызовом смотрели две пары глаз – графини и вампира, - но видел он лишь презрительно-ненавистный взгляд женщины.

- Мы, судья и заседатели, принимая во внимание результаты процесса, ведомого против тебя, пришли к заключению, после тщательного исследования всех пунктов, что ты в своих показаниях сбивчива. Имеются к тому же различные улики. Их достаточно для того, чтобы подвергнуть тебя допросу под пытками. Поэтому мы объявляем и постановляем, что ты должна быть пытаема сегодня же. Приговор произнесен.

 

Все затуманилось и исчезло. Когда же туман рассеялся, Альмисса находился в том же помещении, но его взору предстала совершенно иная картина.

В центре находилась фигура человека, подвешенного на дыбу. Он был коротко острижен и обнажен. Руки медленно выходили из суставов, несмотря на все усилия пытаемого. Свист кнута рассек воздух, обрушивая удар палача на беззащитное тело. Раздался крик. И только теперь вампир понял, что это была Габриэлла. Ее тело покрывали кровавые полосы от многочисленных ударов, а на боках проступали свежие ожоги. Альмисса скорее догадался, чем по опыту знал, что по телу девушки водили раскаленным веником.

Судья, пытаясь выбить признание, раз за разом повторял одни и те же вопросы: кто участники заговора? какова его цель? …

Габриэлла молчала, отчасти потому что никакого заговора действительно не было и нельзя подставлять ни в чем не повинных людей; отчасти из принципа, что нужно было или сознаваться сразу и говорить то, что от нее хотят, или молчать до конца.

Вновь удар и вновь крик, удар – крик, удар – крик… Альмисса отвернулся, не желая смотреть на это. Иногда крики прекращались. Тогда палач отвязывал веревку, опуская тело на пол, и вправлял вывернутые суставы обратно. И все повторялось. Нежное тело постепенно превращалось в израненный кровоточащий кусок мяса. Алые струи, стекая по ногам, образовывали липкую лужу на полу…

Все снова затуманилось…

Снова пытки. Все помещение пропиталось болью, потом и кровью настолько, что от стен уже не отдавалось эхо. Густой душный воздух прилипал к телу. Теперь Габриэлла сидела, привязанная к креслу. Раны, натертые солью, не затягивались и причиняли невыносимые страдания. В сиденье кресла были вбиты гвозди, нанизывая на себя мягкую податливую плоть девичьего тела. С тем же упорством Габриэлла продолжала молчать. Истерзанная, в полуобморочном состоянии она лишь тихо стонала. Судье по-прежнему нужны были имена и признание девушки в преступлениях. Да в чем угодно, лишь бы она сказала «да» и можно было бы вынести приговор.

На ноги Габриэллы были одеты деревянные шотландские сапоги. Палач медленно затягивал винты, усиливая давление на ступни. В очередной раз вопросы судьи и отрицательное мотание головой в ответ. По сигналу викария палач взял в руки пару гвоздей и молоток. Аккуратно нащупав нужное место, он приставил гвоздь к коленной чашечке и резким ударом вогнал его в сустав. Дикий вопль огласил камеру. То же повторилось и со второй ногой. Тело Габриэллы, потерявшей сознание, конвульсивно подрагивало. Через несколько минут слуха Альмиссы достиг сухой тихий треск – дробились кости несчастной в шотландских сапогах.

Опять туман. На этот раз вампир был рад прерванному воспоминанию, пресытившись кровью и страданиями жертвы. Он мечтал увидеть все, что угодно, но только не новые пытки. Он уже знал, чем закончилась давным-давно эта история, и на допросы инквизиции ему было не столько неинтересно, сколько противно смотреть.

Габриэлла была в бреду. Постоянная боль во всем теле уже превратилась в неизменный фон последних дней ее существования. Она даже не чувствовала чужих прикосновений. Все мысли, затуманенные беспросветными страданиями, были лишь о конце пыток. Ей уже было все равно, чем все закончится, лишь бы завершилось как можно скорее. Вытянутая, она лежала животом на столе почти при смерти. И судья, и палач за последние несколько часов не слышали от нее ни одного членораздельного слова, только стоны.

Впервые за многие годы Альмисса жалел, что не может вмешиваться в происходящее, прикасаться к людям. Не может хоть как-то облегчить чужие страдания. Не в состоянии вампир был и остановит поток воспоминаний, изливаемый зеркалами, пролистнуть, перемотать. Таковы были правила, непреложный закон читающих зеркала.

Началось применение последней пытки – «шпигованного зайца». По голой израненной спине Габриэллы проводили особым вальком с набитыми на нем гвоздями, выдирая целые полосы кожи и мяса. В минуты просветления сознания ее в сотый раз спрашивали, пытаясь добиться результата. В отчаянии судья приблизил свое лицо к глазам девушки и надрывно произнес:

- Ну, признайся же и все будет кончено!

Запекшимися от крови губами из последних сил та спросила:

- В чем?

- В связи с дьяволом.- Похоже, это было единственным вариантом, на который были бы согласны обе стороны.

- Признаюсь, – и с облегчением Габриэлла провалилась в забытье.

Присутствующий при допросе нотариус подробно все запротоколировал. Следствие было завершено, осталось вынести приговор. Пока судья готовил последние бумаги, палач обмывал приговоренную водой, приводя в чувство, стирая кровь и грязь.

- Мы, милостью Божьей викарий инквизитора Бальтазара и судья, принимая во внимание, что ты, Габриэлла де Гарди, была обвинена перед нами в еретическом извращении, принимая далее во внимание, что обстоятельства дела не позволили нам оставить ее незамеченной, мы приступили к следствию. Для этого мы снимали допросы со свидетелей, допрашивали тебя, производили также другие действия, которые требуются каноническими постановлениями. После того как мы внимательно исследовали все относящееся к этому делу. А также неоднократно выслушивали мнение собираемых для этой цели людей, сведущих в праве и богословии, мы, действуя в качестве полномочного судьи, желая служить только Господу и правде, имея перед собой святое писание, решаем следующее: мы объявляем и окончательно постановляем наказание в виде казни, а именно сожжение на костре. Приговор произнесен.

На этот раз Альмисса почувствовал привычный толчок и через секунду уже стоял в спальной комнате в особняке. Осталось лишь стереть у зеркала воспоминания. Вампир, как и прежде, приложил ладони к зеркальной поверхности, но теперь она оставалась твердой и гладкой. Его глаза вспыхнули, губы беззвучно зашевелились, руки начали двигаться, сплетая причудливый узор. Зеркало покрывалось не то пленкой, не то плотной паутиной. И вдруг в какой-то момент внутри за стеклом вспыхнуло пламя, замелькало в обратном порядке все то, что увидел Альмисса, исчезая в огне. Процедура была завершена.

Уставший мужчина подошел к окну и отодвинул краешек шторы, было раннее утро. Зевнув, он вышел из комнаты, небрежно захлопнув дверь, и спустился в гостиную, безошибочно находя верный путь. Ратмир спал на диване, укрывшись пледом. Огонь в камине почти погас, но все еще отдавал остатки тепла. Оглядев гостиную и не обнаружив больше ни пледа, ни чего-либо подобного, Альмисса стянул со стола бархатную скатерть. Ничуть не смущаясь, он залез с ногами в кресло, укутался в скатерть, свернулся калачиком и уснул.

 

Проснулся Альмисса, накрытый меховым одеялом, у жарко растопленного камина. Зевнув, потянувшись, он сердито уставился на сидевшего напротив Ратмира.

- Не обращайте внимания, я всегда тяжело и долго просыпаюсь, – с этими словами вампир вновь закрыл глаза. – Который сейчас час?

- Скоро одиннадцать вечера, уже стемнело. – Ратмир пытался сдержать любопытство, но ему это плохо удавалось. Мужчина показался ему немного бледнее вчерашнего и слегка осунувшимся. Но спрашивать об этом хозяин не стал, зная, что все необходимое Альмисса или попросит или возьмет сам.

Тот уже окончательно проснулся, привел себя в порядок, оправил одежду и придал своему лицу обычный лукаво-высокомерный вид.

- Так не терпится узнать, что я видел? – Альмисса усмехнулся и наклонил голову на бок, разглядывая азартный блеск в глазах Ратмира. – Скажите, вы знакомы с обстоятельствами смены королевской династии Риарио пять веков назад?

- Честно говоря, не очень. Только знаю, что в ходе войны Уантины с Килеврой род Риарио прервался и трон перешел к ближайшему родственнику, королю Килевры и племяннику последнего короля Фернандо Риарио. А большим я как-то и не интересовался.

- Тогда прежде чем поведать то, что показало зеркало, я расскажу вам всю историю с самого начала, чтобы было понятно, что к чему.

Ратмир согласно кивнул и устроился поудобнее, как малыш, слушающий сказки с открытым ртом.

- Все началось давным-давно с соперничества двух соседних государств: Уантины и Килевры. В борьбе было замешано все и вся, и экономика, и политика, и личные мотивы. Для разрешения назревшего конфликта был заключен династический брак между принцессой Риарио и королем Орсино и подписан договор. По иронии судьбы этот договор и стал тем яблоком раздора, что окончательно поставил страны на порог войны. Спор возник из-за клочка земли, являвшегося территорией Уантины и вместе с тем принадлежавшего королеве Килевры. В результате долгих переговоров стороны не только не пришли к соглашению, но и официально объявили друг другу войну. Войну, в которой Уантина начала проигрывать. Все это вы знаете и без меня из любого учебника истории. А сейчас я расскажу то, чего вы нигде не прочитаете и вряд ли от кого-то услышите.

Альмисса встал, прошелся по комнате и остановился, облокотившись на спинку кресла.

- Если что-то замалчивающееся Церковью можно найти в государственных бумагах, а правительственные тайны – в церковных, то здесь все случившееся умалчивается с обеих сторон. Церковь скрывает свою неприглядную и трагическую роль в смене династии, а короли Орсино предпочли придерживаться официальной версии, иначе слишком много частных интересов было бы задето.

- А можно я запишу? – Ратмир поспешно вскочил и бросился вон из комнаты за бумагой и чернилами. Почти на пороге его остановил властный окрик вампира.

- Стоять! Вы помните, вам запрещено ходить по комнатам? Поищите бумагу здесь.

- А если здесь нет?

- Ну, нет, значит, нет. Если очень захочется, запишите после окончания моей работы.

Ратмир долго рылся в ящиках бюро, но нашел-таки несколько вполне пригодных для записи листов. Альмисса терпеливо ждал, улыбаясь каким-то своим мыслям.

- Ну, в готовы?

- Да.

- На чем я остановился?

- На поражении Уантины.

- Ах, да. Так вот, король Фернандо обратился за помощью к Церкви, и финансовой, и военной. Для заключения договора в столицу был прислан молодой инквизитор Бальтазар дель Боска де Мариа. Ходили слухи, что он чем-то провинился, и от успешности выполнения возложенной на него миссии зависела вся его дальнейшая карьера. На его долю выпал тяжкий труд – восстановить права Церкви и вернуть прежнее имущество, отнятое во время секуляризации. Понятное дело, что отнять у баронов земли и деньги было нелегко. Вся страна замерла в ожидании. Действовать надлежало быстро, иначе поражение в войне становилось неизбежным. Где угрозами, где посулами, но король добился для инквизитора и Церкви почти всех оговоренных условий. Главная проблема заключалась в ликвидации дворянской оппозиции во главе с графиней Габриэллой де Гарди. С одной стороны они были готовы пожертвовать многим для государя, с другой – являлись ярыми противниками Церкви.

- А почему нельзя было просто арестовать мятежников или выслать их из страны?

- в том-то и дело, что никакого мятежа или заговора не было и в помине. Наличествовало лишь нежелание отказываться от земель и определенных привычек в пользу Церкви. Это родовое право, даже король тут бессилен. К тому же Габриэлла была официальной невестой наследного принца Аверардо и одной из самых влиятельных женщин страны. Подписание договора было под угрозой из-за Габриэллы, и король это прекрасно понимал, но ничего сделать не мог.

- Ну а почему нельзя было дать недостающие земли и что там еще из государственных земель или взять чуть больше с согласных баронов?

- Ко всему примешивалась возникшая личная неприязнь графини и инквизитора, если не сказать ненависть. После долгих уговоров инквизитор был готов оформить все необходимые бумаги. Подписание назначили на вечер после торжеств в честь дня рождения короля.

Альмисса погрузился в воспоминания.

- Площадь перед дворцом была полна народу, собрался весь город и море приезжих ради этого праздника. Облеплены людьми окна, балконы, крыши… в центре площади стояла сцена для театрального представления, украшенная декорациями. Сценарий и постановка принадлежали Габриэлле. Сама она крутилась среди актеров, проверяя последние приготовления. Уже сгущались сумерки. По периметру сцены зажгли масляные лампы для освещения. Инквизитор сидел рядом с королем. Принца по счастью или по несчастью в столице не было. По сигналу представление началось. На сцене появился монах с посохом в руках и потасканной сутане. Он шел по дороге на пути к городу. Придя в город, он взгромоздился на импровизированную трибуну из какого-то ящика на центральной площади и начал свою проповедь, привлекая к себе народ. Для восхваления Бога он предлагал сделать огромную свечу вместо тысяч обычных, чтобы дым от ее курения наверняка достиг неба. Идея горожанам понравилась и началась многодневная работа по созданию свечи. Монаху, руководившему процессом, все было мало, и он требовал шире, выше, толще. Когда же ему сообщили, что во все округе закончились воск и фитильное масло, тот спросил, есть ли в округе еретики. Нашли нескольких. Тогда монах приказал продолжить делать свечу из них, привязывая к бревнам и вмуровывая в воск. Похватали всех цыган, евреев, ростовщиков, нечестных торговцев. К ним добавили всех некрещеных, больных и нищих. Затем дошла очередь до рыжих, косоглазых, с родимыми пятнами… Когда свеча, наконец, была готова, в городе осталось человек десять. Облив маслом, монах поджег сию «благостную конструкцию». Люди корчились в агонии, дым столбом поднимался к небу, а оставшиеся жители по примеру монаха громко молились, пытаясь заглушить крики умирающих. Когда же все было кончено, монах ушел из опустевшего города, заверив жителей в богоугодности сего поступка. Отойдя от городских стен на почтительное расстояние служитель Церкви достал из-под полы засаленную книжечку и огрызок карандаша, обмусолил его и поставил на одной из страниц крест. «Еще три таких свечи и место святого на небесах мне обеспечено».

Народ на площади рыдал от смеха. Король взглянул на Бальтазара, уже предполагая, что он увидит. Инквизитор сидел с мертвецки бледным лицом и плотно сжатыми губами. Пальцы рук были сжаты в кулаки так сильно, что костяшки побелели, а ногти до крови вонзились в ладони.

«Ваше величество, я согласен подписать договор, но лишь при одном условии». – Он просто шипел от злости.

«Я согласен на любые ваши условия»

«Подарите мне один костер. Костер для Габриэллы де Гарди».

Король надолго погрузился в размышления, взвешивая все за и против. На этот раз девчонка зашла слишком далеко, теперь ей займется инквизиция и судить ее будут за преступления против Церкви. В этом совесть короля была формально чиста, он оставался ни причем. И вместе с тем оппозиция лишалась своего идейного вдохновителя. А что любимая невеста единственного сына, так не страшно, вокруг полно хорошеньких женщин.

«Я согласен».

Альмисса встряхнулся, отгоняя воспоминания, и грустно улыбнулся.

- И договор заключили?

- Заключили.

- И Церковь сдержала свои обещания?

- Да, в полной мере. Были выданы залоги на баснословные суммы и прислана профессиональная армия в триста тысяч человек.

- Тогда почему же Уантина проиграла? - недоуменно воскликнул Ратмир.

- А вот об этом позже. Уже далеко за полночь. Пора продолжить мою работу.

- Вас проводить?

- Спасибо, не стоит. Я уже сориентировался в особняке.

Альмисса собрался уходить. Ратмир проводил его до лестницы.

- А что именно вы видели в зеркале?

- Следственный процесс над графиней Габриэллой де Гарди, – и, не оборачиваясь, вампир поднялся на второй этаж и исчез в темноте коридора.

 

Быстро найдя гардеробную леди Оливии, Альмисса начал планомерно перебирать ее украшения. Наконец в одной из шкатулок нашлась зеркальная брошь. Он бережно вытащил ее из бархатной коробочки и долго рассматривал, вертя в руках. «Старая знакомая» - Альмисса всегда безошибочно узнавал зеркала, которые когда-либо видел, как иные узнают лица людей. Брошь была размером с ладонь и представляла собой овальное зеркальце, обрамленное двумя рядами бриллиантов. Изготовлена она была веков семь назад, когда зеркала только изобрели и они являлись настоящей ценностью. Эта вещь, несомненно, раньше принадлежала инквизитору, вероятно доставшись по наследству. Надевал он ее только на официальные церемонии и в особо торжественные моменты.

Не обнаружив ничего подходящего в гардеробной, Альмисса взял брошь и перешел в соседнюю комнату. Углядев в ней небольшой диванчик, он лег и положил брошь себе на лоб так, чтобы зеркальная поверхность касалась его кожи. Работа с маленькими зеркалами кардинально отличалась от работы с большими. Они не могли растянуться настолько, чтобы впустить в себя вампира. Поэтому вампир впускал их в себя. Вернее – их воспоминания. Он закрыл глаза и полностью сосредоточился на своих ощущениях.

 

Через несколько минут Альмисса уже стоял среди толпы на одной из городских улиц. Странно, что брошь видела это. Мужчина огляделся и увидел в одном из открытых окон столичного магистрата инквизитора, внимательно наблюдавшего за толпой и словно ожидающего чего-то. В конце улицы раздался шум голосов, постепенно приближающийся и сопровождающий какую-ту телегу. На телеге, запряженной парой лошадей, лежала Габриэлла де Гарди. Со всех сторон ее адрес слышались угрозы и проклятья, летели плевки, мусор. Вооруженный конвой оттеснял толпу, не позволяя наброситься на приговоренную. Телега со скрипом подъехала к возведенному эшафоту, на котором возвышался заготовленный накануне костер. Вспомнив, что все окружающее лишь фантом, вампир прошел сквозь толпу и преграды прямо к месту казни. Измученную и бездвижную молодую графиню под руки выволокли и затащили на эшафот. Поместив между двумя вязанками хвороста и дров, ее крепко привязали веревками к толстому столбу. Веревки охватывали тело вокруг лодыжек, колен, паха, талии, подмышками. На шею ей надели цепь. Священник, сопровождающий несчастную в последний путь, прочитал молитву, а затем накинул на голову мешок с порохом, дабы сократить ее страдания, когда пламя охватит тело. Священник и помощники сошли с эшафота и подали знак палачу поджечь костер. Пламя начало медленно разгораться, постепенно поднимаясь к столбу. Огонь уже начал лизать пятки, обуглилась и тлела хламида Габриэллы. Но не доносилось ни одного крика, лишь тихие стоны. Толпа разочарованно смотрела, но не расходилась, в тайне надеясь еще насладиться предсмертными воплями еретички.

Первые крики на удивление раздались совсем не с костра, а откуда-то позади. Альмисса разглядел небольшую группу всадников, разгоняющих людей плетями и дубинками, давая дорогу мужчине, несущемся к месту казни. По толпе прошелестело имя принца Аверардо. Это был он. Узнав в письме от одного из друзей об аресте возлюбленной, он бросил армию и помчался в столицу. Но как бы ни торопился гонец с письмом и как бы ни загонял лошадей принц, он опоздал. Спрыгнув с коня, он плащом пытался загасить пламя, но тщетно. Тогда, превозмогая боль, он вскарабкался к самому столбу и пытался распутать и разрезать веревки Габриэллы. Когда же он стянул с ее головы мешок, то в ужасе отшатнулся от обгоревшего до неузнаваемости лица. Девушка уже не дышала, сердце не билось. В отчаянии принц обхватил руками некогда прекрасное тело и приник к нему, сгорая на костре. Волосы уже опалились, легкие заполнял едкий дым, глаза вытекли. Вытащить и спасти его уже было невозможно. До последнего своего вздоха принц выкрикивал проклятья в адрес инквизитора Бальтазара, пока крики не прервались хриплым кашлем и не затихли вовсе.

Толпа, пораженная увиденным, стояла в безмолвии. Погиб единственный сын короля и наследник престола.

Альмисса отвернулся от дотлевающих тел влюбленных и зашагал прочь. Через минуту король, охваченный горем, буквально упал как подкошенный в сердечном приступе.

 

Представление окончилось, Альмисса открыл глаза и резко встал. Брошь прилипла ко лбу. Вампир аккуратно ее отодрал и растер оставшийся от нее красноватый след. А вот стирание воспоминаний предстояло мучительным. Подойдя к плотно занавешенному окну, Альмисса убедился, что на улице еще темно, и выбрался наружу. До рассвета оставалось чуть больше часа, нужно было торопиться. Вампир встал на четвереньки и взял брошь в левую руку. Прочитав коротенькое заклинание, он лизнул зеркало. Воспоминания, цепляясь за кончик языка, смешивались со слюной. Вампир тут же сплевывал их на землю под собой. Главное, ни в коем случае не проглотить слюну с воспоминаниями. В противном случае придется вытаскивать их из себя, что занимало много времени и сил. Прошлого раза ему хватило с лихвой, повторять не хотелось. Слизывая и сплевывая, вампир простоял на четвереньках на земле минут сорок. Сил ни на что не осталось, тело затекло. Альмиссу стошнило. Руки и ноги дрожали, а предстояло вернуться в особняк до рассвета. Времени почти не осталось. Еле встав, он прислонился к холодной каменной стене здания. Выискивая и цепляясь за трещинки и щербинки, вампир вскарабкался на второй этаж, вполз в открытое окно и рухнул на пол.

Пришел в себя и спустился в гостиную Альмисса только после обеда. Ратмир нервно ходил из угла в угол, но помня запреты, не шел искать гостя. Пресекая напрашивающиеся вопросы, мужчина лишь бросил «Была казнь» и обессилено рухнул в кресло.

 

- Осталось последнее зеркало в вашем кабинете, – голос Альмиссы звучал решительно и бодро, хотя выглядел он потрепано и через чур бледно.

- Догадываетесь, что там может быть? – Ратмир предусмотрительно разложил на подносе у кресла вампира щетки для одежды и волос, чтобы Альмисса, привыкший выглядеть безупречно, мог почистить испачканные в земле колени и причесаться.

- Понятия не имею. Но раз оно вас беспокоит, то ничего хорошего не предвидится. Откуда это?

- Я сходил в хозяйственный флигель. По пути не висело ни одного зеркала, так что условия договора не нарушены.

- Ну и хорошо. Терпеть не могу грязную одежду, но иного способа в данном случае нет. Брошь лежит в комнате рядом с гардеробной вашей жены. А под окнами ближайшие лет пять я бы советовал ничего не сажать.

Ратмир согласно кивнул.

- Вы не возражаете, если рассказывать подробно ничего не буду? Описание процедуры казни можете прочитать и сами в любой книге про инквизицию. Вчера вы спрашивали, почему Уантина проиграла. Так вот одной из причин этого стала гибель единственного королевского отпрыска принца Аверардо.

- На войне?

- На костре. Он пытался спасти Габриэллу и погиб вместе с ней.

- И что было дальше? – Ратмир уже вооружился своими вчерашними записями и продолжил конспектировать рассказ Альмиссы.

- А что потом? Война продолжилась. Убитый горем, король-отец погиб в одной из битв, совершенно безрассудно на мой взгляд. Но это был его осознанный выбор. Инквизитор Бальтазар сошел с ума и покончил с собой буквально месяц спустя после казни. Он шарахался от людей, избегал зеркал, панически боялся любого света. Говорят, он заперся в спальне, где в один прекрасный момент заколол себя кинжалом.

- Грустная история.

- Да уж, веселого в ней действительно мало. И все оказались жертвами обстоятельств, если приглядеться. После гибели в бою короля Фернандо война прекратилась. Единственным ближайшим родственником Риарио и законным наследником стал племянник короля Цезарио Орсино, государь Килевры. Так произошли смена правящей династии и объединение двух королевств.

Некоторое время оба мужчины молчали. Первым тишину нарушил вампир:

- Ну ладно, история закончилась. Пора мне закончить дело. Сидите, не провожайте, я сам найду дорогу.

 

Зеркало в кабинете Ратмира было точно таким же, как и то, что висело в спальне. Вампир провел необходимую процедуру и вошел внутрь зеркала. Перед ним оказался Бальтазар. Длинные светлые волосы его были растрепаны и сбились в колтуны, словно щетка не касалась их неделями. Глаза, некогда ясные и прозрачные, помутнели, ввалились и горели лихорадочным блеском. Кожа стала землистой и шелушилась. Одежда – неопрятной. Инквизитор вошел в комнату и тут же истошно завопил, почему на стене зеркало. Он прикрыл рот рукой, глаза выпучились, и попятился, закрываясь руками. Он пытался спрятаться, забиться в угол, когда вошли двое слуг и унесли зеркало. Инквизитор все еще продолжал сидеть в углу, поджав колени, и что-то невнятно бормотать:

«Там он. Там он. Там он. Там он…»

Альмисса удивился, что продолжал видеть происходящее, хотя зеркало из помещения унесли. Но решил, что должно быть осталось незаметным какое-нибудь маленькое зеркальце.

Через несколько часов сидящий мужчина пришел в себя. Вызвав дворецкого, он отдал распоряжение убрать из замка все зеркала до единого.

Альмисса насторожился. Такое с ним случалось впервые. Если нет зеркал, то чьи же воспоминания он видит?

 

Шел ужин. Казалось, Бальтазар ожил и начал поправляться. Выглядел он уже несомненно лучше и перестал прятаться и испуганно озираться по сторонам. В руках у него был серебряный кубок с вином, перед ним стояло несколько серебряных же блюд и пустая тарелка. Вероятно, в вино что-то попало, и мужчина пытался вытащить это из кубка, как вдруг его лицо исказила гримаса ужаса. В отвращении он отшвырнул его от себя, разлив вино по белой скатерти. В ярости он начал расшвыривать посуду, стараясь на нее не смотреть. Он топтал блюда ногами и дико кричал. В столовую вбежали слуги и с недоумением уставились на господина.

«Убрать! Всю посуду убрать!»

Весь следующий день слуги были заняты тем, что выносили из замка всю металлическую посуду, оставив лишь пару сервизов матового стекла.

Ситуация выходила из под контроля, и вампир попытался выбраться из воспоминаний. Ничего не вышло. Хотя это как раз было обычным делом – выбраться из зеркала во время просмотра воспоминаний почти невозможно.

 

Инквизитор стоял в ярко освещенном просторном зале в ожидании начала торжественного приема. Никто из гостей еще не прибыл. Медленно двигаясь по залу, Бальтазар рассматривал фрески с библейскими сюжетами. В свои тридцать пять он выглядел уже на пятьдесят. В волосах появилась седина, походка отяжелела, спина ссутулилась. По стене рядом с ним ползла тень. Бальтазар остановился и взглянул на нее. Выбежав на середину зала, он закричал:

«Уйди! Оставь меня в покое! Я не виноват!»

Раздался жуткий хохот.

«Как ты нашел меня? Я убрал все зеркала, всю посуду, все…»

«Ты так и не понял. Ты не избавишься от меня до самой смерти. Я буду твоей тенью, твоим отражением. Тебе не скрыться от меня».

Бальтазар развернулся и побежал, не разбирая дороги. Хохот рядом с ним стих. Когда он встал отдышаться, убедился, что за ним никто не гонится. Оглядевшись, он понял, что стоит возле кухни. Где-то рядом должна быть лестница в погреб с продуктами, а оттуда проход в подвалы. Идеальное убежище: ни зеркал, ни света, еда рядом. Только осознав все это, Бальтазар успокоился. Слуги нашли его веселым где-то среди бочек с вином и маслом. Он радостно улыбался, но настойчиво просил убрать свет. Свечи убрали, но по настоянию врача инквизитора выволокли и силой препроводили в спальню. При этом он плакал как ребенок и просился обратно в подвал. Доктор осматривал Бальтазара почти вслепую, прописал постельный режим и полный покой и удалился. Приближенным же объяснили, что у того легкое психическое расстройство из-за нервного перенапряжения последних месяцев. Инквизитор заснул в постели. Проснулся он внезапно от прикосновения чего-то холодного к коже. Комната была залита лунным светом, а рядом с ним на кровати сидел молодой темноволосый мужчина.

«Аверардо?»

«Я же говорил, тебе не скрыться от меня.» - Голос говорившего был безжизненным и резал слух. – «Понравилось играть со мной? Помнишь, как ты пытал? Помнишь, как убивал? Я бы мог вечно мучить тебя, так что ты бы сам стал искать смерти. Но ты живуч, а мне надоело ждать. Встретимся в аду, святой отец».

Когда утром слуги вошли в спальню проведать Бальтазара, тот лежал пригвожденный к кровати длинным кинжалом. Руки его сжимали рукоять, торчащую из груди.

 

Воспоминания оборвались, и Альмисса остался в темноте и пустоте. Зеркало не отпускало. Вампир постарался вырвать себя из пустого пространства, как кто-то схватил его за руку и занес над ним кинжал. Альмисса изо всех сил оттолкнул от себя нападавшего, и удар пришелся не в сердце, а в живот. С кинжалом в теле вампир выпал из зеркала и скорчился на полу кабинета, заливая все кровью.

Из последних сил он выполз из кабинета и кубарем скатился по лестнице на первый этаж. Ратмир выбежал на шум, поднял на руки и перетащил раненого на диван в гостиную.

Губ Альмиссы коснулась теплая кровь. Вампир, не открывая глаз, инстинктивно приник, но как оказалось не к вене, а к стакану. С каждым глотком на щеках все ярче разгорался румянец. Рана на животе постепенно начала затягиваться. После второго стакана крови от раны не осталось и следа. Альмисса заснул.

Проснулся он уже невредимым, но в безобразном настроении.

- Откуда кровь?

- Это коровья. Я сбегал за ней в деревню.

- Спасибо.

- Что с вами случилось?

- В зеркале был призрак, тень принца Аверардо.

- А откуда? Как он там вообще? – от удивления Ратмир даже не мог сформулировать вопрос.

- Вероятно, после смерти он превратился в тень и пришел убить инквизитора, что ему вполне удалось. Он являлся ему в отражениях и в тенях, поэтому все посчитали Бальтазара сумасшедшим, когда он стал избегать зеркал и света. Но по какой-то причине после свершения мести Аверардо не смог вернуться в мир теней, а застрял в вашем зеркале. Собственно его-то воспоминания я и видел. А не зеркала. Теперь осталось его оттуда каким-то образом вытащить и уничтожить.

- Совсем уничтожить?

- Он вернется в мир теней.

- И что нужно делать? Вы раньше сталкивались с подобным?

- На практике – нет. Но примерно знаю, что нужно делать. Для начала зеркало нужно чем-нибудь занавесить и перенести в помещение, полностью изолированное от света. Чтобы даже в щель под дверью ни один лучик не попал.

- Скатерть, под которой вы спали, подойдет?

Альмисса придирчиво ее оглядел и удовлетворительно хмыкнул.

- Второе, мне нужна приманка.

- Что, простите?

- В округе есть сироты или беспризорные?

- Только один Леандр, служка в приходской церкви.

- Великолепно! Лучше и придумать нельзя. Ведите его сюда, а я пока займусь зеркалом. Только если возможно, оденьте его в парадное церковное облачение.

Ратмир бегом отправился за вышеозначенным юношей, а Альмисса со скатертью ушел в кабинет за зеркалом. Тщательно его завернув, стараясь не прикасаться к поверхности, он снял его со стены, с удивительной легкостью закинул на плечо и понес в подвал. Прислонив с вою нош к стене, он поправил сползшую скатерть и вернулся в гостиную.

Ждать пришлось недолго. Еще даже не начало смеркаться, как вошел Ратмир в сопровождении хрупкого юноши лет шестнадцати в церковном облачении.

- Вот, это Леандр. А это господин Тенн.

- Альмисса. – вампир оценивающе смотрел на юношу. – Ратмир, оставьте нас наедине, пожалуйста. А еще лучше, если эту ночь вы проведете в деревне.

Ратмир вопросительно выгнул бровь.

- Не волнуйтесь. Я прослежу, чтобы с юношей ничего не случилось.

Неохотно, но Ратмир ушел. Юноша и вампир остались одни в особняке.

- Садись, не стой столбом. – Альмисса хотел добавить, что не кусается, но вовремя сообразил, что это совсем не так, еще как кусается. – Кратко введу тебя в курс дела, а потом объясню, что нужно делать. И не бойся меня, пожалуйста. С тобой все будет в полном порядке.

Взгляд вампира гипнотизировал.

- Сирота?

- Да.

- Давно?

- Уже три года.

- Сколько тебе сейчас лет?

- Семнадцать.

- А мне двадцать шесть, ну это если считать официально. Неприятно мое общество? Считаешь меня отродьем дьявола?

- Вовсе нет. Я в церкви всего чуть больше года и еще не проникся религиозностью.

Альмиссе понравился ответ юноши.

- Читать умеешь?

- Да. На четырех языках.

- Молодец. Тогда прочитай эти записи, а я пока продумаю предстоящую операцию. – Альмисса кивнул на лежавшие на столе записи Ратмира.

Пока юноша читал, вампир украдкой наблюдал за ним. Светлая кожа, маленькие тонкие кисти рук, обработанные ногти, ровная осанка. Леандр явно был не крестьянского происхождения. Юноша прочитал быстро и внимательно, но вопросов задавать не стал.

- Кем были родители?

- Отец – врач, а мать – школьный учитель. Отцу дали работу на юге страны и мы переезжали из Бастианы, когда наша карета сорвалась ночью в реку с обрыва неподалеку. Родители погибли, а меня удалось спасти. Идти было некуда, и я остался здесь. Помогал местным в работе, потом перебрался в церковь.

Леандр был готов расплакаться, словно трагедия случилась вчера. Он сдерживаемых слез сердце забилось сильнее, и на нежной юношеской шее затрепетала венка. Альмисса с усилием заставил себя оторваться от столь манящего зрелища. После потери крови его жажда обострилась.

- Теперь слушай внимательно, что нужно будет делать. Ты пойдешь со мной в подвал, там стоит зеркало. Встанешь перед ним на некотором расстоянии и будешь слово в слово повторять, что я тебе скажу. Не бойся, я все время буду рядом. Готов?

- Готов.

- Умница. Только говорить нужно будет уверенно и решительно. Справишься?

- Постараюсь.

- Тогда вставай, – вампир сдернул черную штору с одного из окон, которые специально были повешены, чтобы не пропускать солнечный свет на время пребывания в особняке вампира. Он целиком с головой укутал в ней Леандра, взял его за складку ткани и очень аккуратно повел за собой, предупреждая обо всех порожках и ступеньках.

В подвале было абсолютно темно до черноты, настолько, что укутанный в штору юноша не отражался в зеркале, которое открыл вампир. Альмисса встал за спиной Леандра, обняв того за плечи и удерживая на месте. Привычное заклинание разбудило зеркало. Оно задрожало и стало текучим.

- Аверардо, ты слышишь меня? Выходи.

- Снова ты? Тебе мало прошлого раза? На этот раз я не промахнусь.

- Ничего не выйдет. Я не отражаюсь в зеркале, ты не видишь меня. И света здесь нет, чтобы ты мог войти в мою тень. Вот видишь, я хорошо подготовился к нашей встрече. Выходи, Аверардо, и покончим с этим.

Тень не подчинилась. Тогда Альмисса аккуратно снял покрывало с юноши и прошептал ему что-то на ухо.

- Аверардо, ты помнишь меня?

- Тебя впервые вижу. Кто ты?

- Не узнаешь? Не ты один умеешь возвращаться. Я тебе напомню. Жаль, что тебя не было, когда я пытал Габриэллу. Какое же это наслаждение – терзать юную девичью плоть.

В зеркале раздалось не то рычание, не то скрежет зубов.

- А ее предсмертные крики на костре до сих пор звучат в моих ушах как музыка. Я даже готов простить тебе твое вмешательство в эту гармонию. Столько лет я мечтал рассказать тебе об этом и вот сбылось. Теперь я каждый день буду приходить и делиться с тобой подробностями. Ты рад, Аверардо?

Навстречу юноше с диким воплем рванулось что-то, по очертаниям напоминавшее человека. Альмисса резко оттолкнул Леандра и крепко впился в тень.

- Отправляйся туда, откуда пришел и покойся с миром. Месть свершилась.

Вампир начал на распев читать одно заклинание за другим. Тень в его руках извивалась и кричала, а потом начала истощаться, бледнеть и терять очертания, пока не исчезла совсем.

Альмиса облегченно вздохнул и отыскал отброшенного к стене Леандра.

- Ты как? Цел?

- Да, я в порядке. Получилось?

- Получилось, благодаря тебе. Ты превосходно справился со своей ролью. Можем возвращаться обратно. По моим ощущениям до утра еще несколько часов, успеем поспать до прихода Ратмира.

 

- Господин Ратмир, работа выполнена, как и обещал. Можете спокойно заселяться в особняк, вас ничто больше не потревожит.

- Спасибо Вам огромное, господин Тенн. Не знаю, как и благодарить. Вот оговоренная в контракте сумма. Вы еще говорили о дополнениях в случае осложнений.

- Я хочу забрать с собой того юношу, Леандра. Он сирота и никому здесь не нужен.

- Это зависит от того, что вы собираетесь с ним делать.

- Ну, для начала отправить учиться, возможно, даже в университет. Лет через пять подыскать хорошую работу…

- То есть вы его не…

- Нет. Есть я его не собираюсь, если вы это имели в виду.

- А он сам согласен уехать с вами?

В кабинет заглянул Леандр:

- Хочу.

Уже в дверях Альмисса протянул Ратмиру свою визитку.

- Удачи вам. В случае чего, вы знаете, как меня найти.

 

Write a comment

Comments: 0